Потом, после того как закончится предварительное следствие и в уголовном деле
наступит полная ясность, ты уже нужен не будешь. Тебя, словно отработанный и
пропущенный сквозь мясорубку материал, равнодушно бросят на конвейер, именуемый
скамьей подсудимых, для вынесения приговора.

Это будет (или не будет) потом, а сейчас ты вынужден вести изнурительную борьбу,
в которой награда - твоя жизнь и свобода. На тебя давят со всех сторон, стремясь
превратить в затравленное, запуганное животное. На твою семью со всех сторон
льются потоки немыслимой грязи, газеты и телевидение истерично называют тебя
преступником, и это всё только лишь для того, чтобы сломить твою волю.

Воля - основа основ, стержень личности человека. Всё остальное - как пороки, так
и достоинства - уже потом нанизывается на нее. Тот, кто стремится к успеху,
тренирует прежде всего именно волю. Не столь важно как - главное результат.
Испытания всегда внезапно врываются в привычное течение жизни. Тот, чья воля
сломлена, не способен бороться и потому обречен.

Метания изнуряют. Узнику тяжело собраться и беспристрастно оценить ситуацию. В
такие минуты и совершаются роковые ошибки. Если почувствуешь, что теряешь
контроль над собой, - остановись на какое-то время. Не ошибается тот, кто ничего
не делает. Попытайся лечь на пол и забыться, полностью отрешившись от
происходящего. Расслабь кисти рук и глаза. Это поможет сохранить здоровье и
восстановить утраченные силы. Вспомни, о чем ты думал и что ощущал, когда в
одиночестве смотрел на горные вершины или на бескрайние просторы бушующего
океана. Образ неприступных гор и океанской бездны помогут вытеснить из сознания
неприятные и опасные для жизни эмоции, накопленные за время общения с двуногими
псами.

Не ты первый оказался за решеткой. Не ты последний. На начальном этапе твоя
задача чрезвычайно проста: не сломаться, не поддаться на провокации, не намолоть
чепухи. Умей молчать, если хочешь жить долго. Любой звук, вылетающий изо рта,
будет использован против тебя.

На Украине человек не имеет никаких, даже самых элементарных прав на защиту. Его
могут держать в райотделе столько, сколько мусора посчитают нужным, без еды и
без теплых вещей. Лишь изредка, примерно раз в сутки, когда дежурный выведет его
в туалет, задержанный сможет попить воды из-под крана. "Объекту" придется на
время позабыть о матрасе, научиться спать на голом полу и привыкнуть жить без
таких простых, незаметных и необходимых мелочей, как кусок туалетной бумаги, к
примеру.

Некий Суворов в книге "Аквариум" пишет о том, что спецназовцы отрабатывают удары
по жизненно важным органам человека на приговоренных к смерти, именуемых
"куклами". Я более чем уверен, что это ложь. Во-первых, смертники после
длительного нахождения в тюремных камерах ослаблены настолько, что не
представляют для профессионалов ни малейшего интереса как спарринг-партнеры. Во-
вторых, зачем так усложнять? Ежедневно сотрудники милиции безнаказанно калечат,
пытают и убивают людей. Без суда и следствия. Им глубоко наплевать - виновен
"объект" или нет. Им сказали выбить показания и заставить человека признаться -
вот они и стараются. Если "объект" женщина - могут и изнасиловать (что нередко и
происходит). А чего церемониться? По их логике - раз баба, то наверняка
проститутка.

Пока "объект" не созрел и продолжает упрямо молчать, следователь не
показывается, а дежурный по райотделу рассеянно чешет затылок и на вопросы
обеспокоенных родственников никак не может внятно ответить - есть такой-то среди
задержанных или нет. Это выяснится несколько позже, после того, как с объектом
поработают "как надо".

Черновая и по сути наиболее грязная работа ложится на плечи оперативников, гордо
именующих себя органами дознания. Сами по себе они невероятно трусливы. Им
нравится корчить из себя героев, когда они толпой измываются над безоружным и к
тому же закованным в наручники арестантом. По лицу стараются не бить,
предпочитают наносить удары по мягким частям тела, чтобы не оставлять следов.
Такое общение с "объектом" они называют "беседой".

Непременным атрибутом "бесед" является резиновая дубинка, которая выглядит
совершенно безобидно рядом с деревянными битами для бейсбола. В бейсбол на
Украине не играет никто, но сотрудников правоохранительных органов это отнюдь не
смущает. Деревянной битой чрезвычайно удобно наносить удары по позвоночнику, в
область сердца и по почкам, к которым мусорята питают особую слабость. Удары по
голове наносят достаточно аккуратно, целясь по темечку и затылку, предварительно
положив на голову толстую книгу, дабы случайно не раскроить череп "объекту" и не
испачкать преступной кровью благородный милицейский мундир. Для этой цели как
нельзя лучше подходит уголовно-процессуальный кодекс с комментариями - книга
толстая, в твердом переплете. У ментов она всегда под рукой. Складывается
впечатление, что УПК издали специально для того, чтобы гуманоидам было легче
"беседовать" с заключенными.

Как показывает практика, менты не отличаются оригинальностью и
изобретательностью. В разных городах Украины во время "бесед" применяются одни и
те же методы убеждения, среди которых наибольшей популярностью по-прежнему
пользуются подвешивание "объекта" на лом и "ласточка".

Подвешивание подкупает простотой и эффективностью. "Объект" с закованными за
спиной руками подвешивают на торчащий из стены лом. В результате, под
собственным весом выворачиваются плечевые суставы. Время от времени стражи
правопорядка проверяют дубинками - на месте ли почки, печень и селезенка. Обычно
человек висит в таком положении несколько часов, иногда - около суток.

Упражнение под названием "ласточка" представляет собой слабое подобие известного
йоговского упражнения. Руки и ноги "объекта" выворачивают назад и сковывают
наручниками. В простом варианте "объект" неподвижно лежит на полу, в более
сложном - болтается, подвешенный под потолком, с проломленной грудной клеткой.
Что касается пальцев, то их ломают крайне редко, а если и ломают, предварительно
зажав в дверной проем, то только на левой руке, потому что правой "объекту" ещё
нужно будет подписать протокол допроса. Так что о почерке можешь не
беспокоиться.

Homo sapiens никогда не отличались терпением, особенно в тех случаях, когда
нужно терпеть боль. Большинство заключенных мгновенно во всем признаются и
подписывают любые бумаги, лишь бы от них отвязались. Их логика такова: "Сейчас
признаюсь, а потом откажусь. В суде во всем разберутся и меня выпустят на
свободу".

Наивные глупцы! Неужели непонятно, что потом будет поздно? В суде никто
разбираться не будет. Суды завалены делами, а судебные заседатели работают в
таких условиях, что физически не в состоянии ознакомиться с написанным в
бесчисленных томах уголовного дела. Председатель суда, как правило, смотрит на
первые показания, данные во время предварительного следствия, и отталкиваясь от
них, выносит приговор. На изменение показаний судьи смотрят исподлобья и
воспринимают их не иначе как "попытку арестованного уклониться от заслуженного
наказания".

Кстати, по поводу признаний. Чем больше "объект" будет признаваться - тем больше
его будут бить и калечить, потому что, подписывая всё подряд, он тем самым
оправдывает преступные действия гуманоидов в форме по отношению к самому себе.
Ведь одно дело изуродовать преступника, который во всем признается и
раскаивается в содеянном, и совершенно другое - невиновного человека.

Любители чистосердечных признаний, сами того не понимая, обрекают себя на новые
мучения и новые пытки. Мусора рассуждают примерно так: раз они нажали на
"объект" и он начал колоться, то если поднажать посильнее, он расколется ещё
больше. Вот и продолжают свистеть над чьей-то не в меру хитрой головой дубинки и
кто-то сопливым голосом визжит, словно недорезанная свинья: "За что? Я ваш! Я
всё рассказал!".

Слава Богу, ты не из тех. Ты продолжаешь молчать и не спешишь подписывать что
попало. Естественно, оперативники торопят тебя. У них есть свои совершенно
конкретные сроки, и если они не уложатся в отведенный им промежуток времени, то
начальство по головке их не погладит. Вот менты и бесятся, делая всё для того,
чтобы ты наконец-то заговорил, не опомнился, не стал думать. Как только человек
начинает анализировать происходящее - прессовать его становится намного труднее.

Если вдуматься, то признаться ты успеешь всегда, но зачем? Чего ты этим
добьешься? Во-первых, как мы уже только что говорили, от тебя не отцепятся, а
навалятся с удвоенной силой. Во-вторых, чистосердечное признание смягчает вину,
но удлиняет срок содержания под стражей. Надеюсь, тебе не надоела свобода? Или
ты хочешь узнать, что такое тюрьма? Так закройся вместе с бомжами в ближайшем
подвале и сиди, как дурак, на голодном пайке!

Шучу. Не злись. Я смотрю, тебе уже не до смеха. Видно, ты таки здорово влип,
если слуги вечно пьяной Фемиды решили сравнить, что прочнее - деревянная бита
или твоя голова. К сожалению, бита будет чуточку крепче. Поэтому нечего ждать,
когда тебя сделают похожим на порубленного саблями красноармейца, с которым
Павка Корчагин бегал по бараку в кинофильме "Как закалялась сталь". Хватайся за
сердце, пускай слезу, теряй сознание - делай что угодно, но убеди гуманоидов,
что:

- они перестарались, забив тебя до смерти, пока они на самом деле не сделали
этого;

- ты в таком состоянии, что давать показания физически не можешь, даже если бы и
хотел;

- калечить тебя бессмысленно и в будущем чревато неприятными последствиями для
палачей.

Ещё раз подчеркиваю: у тебя задача одна - не сломаться. Ничего страшного не
произойдет, если в твой адрес прозвучит краткое содержание словаря нецензурных
слов. Слушай гуманоидов как радио. Ты ведь не споришь с динамиком до хрипоты и
не кидаешь в телевизор вазон с цветами, когда видишь на экране физиономию всеми
любимого президента.

Что поделаешь - жизнь и впрямь похожа на шахматную доску. Одно неосторожное
движение - и ты в черной клетке. Помнишь, как писал Омар Хайям?

"Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь... А пешки? - мы с тобой.

Подвигают, притиснут - и побили.

И в темный ящик сунут на покой."

М-да... Не сильно изменился мир за последнюю тысячу лет. Думаю, что в перерывах
между допросами у тебя будет время подумать на данную тему.




Глава 2. Как вести себя во время допроса


"Что говорить?

Правду или как на самом деле было?"

(раздумья)

Прежде чем перейти ко второй главе, обратимся к культурному наследию предков.
Открой тетрадь и на самом видном месте напиши общеизвестные истины. Желательно,
крупными буквами:

1. Чистосердечное признание - прямой путь на скамью подсудимых.

2. Каждая новая подпись уменьшает срок пребывания на свободе.

3. Собак любят за то, что они виляют хвостом, а не языком.

И т. д.

Продолжать можно до бесконечности. Об этом говорили везде и во все времена.
Дурак со справкой - и тот понимает, что чем дальше за зубами он держит язык, тем
быстрее выберется на свободу. Однако лишний раз поразмыслить о том, что молчание
- золото, не повредит.

Отвлекись от чтения и выполни упражнение на развитие сообразительности: упираясь
кулаком в подбородок, посчитай, на сколько квадратиков делит решетка заваренное
металлом окно. Посчитал? Вот столько дополнительных лет заключения можно
получить за одно-единственное неосторожное слово!

Итак, ты на допросе. Оперативники беспрерывно вбегают и выбегают из комнаты,
словно их только что трахнули в темном подъезде. Как бы ты от них не
отмахивался, они почему-то ну никак не желают угомониться. В дверях появляются
всё новые и новые физиономии - то ли из любопытства, то ли для того, чтобы
ошарашить тебя общим количеством ментовских рыл.

- По тебе только следователей задействовано свыше трехсот человек! Сознавайся! -
кричит в ухо "злой" оперативник, в то время когда "добрый", сочувственно кивая,
подсовывает подгнивший помидор и кусок колбасы. Ты в уме прикидываешь, сколько
всего в природе существует следователей и кто остался бороться с преступностью
на свободе.

Всех оперативников отличает ослиное упрямство, завидное тугодумие и одни и те же
фразы. Как проститутки из брюссельских борделей, дознаватели игриво распахивают
кожаные куртки, приговаривая:

- Поговорим? У меня диктофона нет. Можешь пощупать, - и заискивающе заглядывают
в глаза. - Мы не допрашиваем. Мы только беседуем.

Щупать их действительно нет ни малейшего смысла. Разве что ради прикола от
скуки. Диктофонов там нет. Да и зачем они им? Ты находишься в сереньком
кабинете, обставленном дешевой, облезлой мебелью. Однако аудио- и
видеозаписывающей аппаратурой комната утыкана настолько плотно, что даже мухи,
ползающие по потолку, и те чувствуют себя неуютно. Не стоит также забывать и о
том, что основная задача дознавателей не записать, а выудить из тебя как можно
больше интересующей их информации. Обрабатывать же её под нужным углом зрения и
закреплять будут ведущие дело следователи.

Больше всего от таких "бесед", длящихся по десять-пятнадцать часов без перерыва,
кидает в дрожь оставшихся на свободе соратников по оружию, если таковые у тебя
имеются. Они никак не могут понять - ты их сдал или нет?

- Ну как там? - как страусы, вытягивают шеи временно гуляющие на свободе
сподвижники. Лазутчик, вынырнувший из дверей райотдела, смахивает капельки пота
со лба:

- Уже восемь часов беседует с оперативниками в кабинете начальника.

Наступает мертвая тишина, граничащая с паникой. "Что он уже успел за восемь
часов наговорить?" - крутится мысль в головах.

- Нужно что-то делать...

- Нужно, - соглашаются все и вновь умолкают.

Перебрав в уме тысячи возможных и невозможных вариантов твоего спасения, почему-
то выбирается наиболее кардинальный:

- Может, его цианистым калием травануть? - предлагает кто-то из числа лучших
друзей.

- А как сделать так, чтобы он в пищу попал? - задумчиво вторит другой.

Почему-то никому из них не приходит в голову довольно-таки простая мысль, что
ты, как бронзовый Тарас Шевченко, стоящий напротив красного корпуса
университета, угрюмо молчишь и ждешь помощи, давным-давно решив про себя, что
лучше смерть, чем жизнь Иуды. Это потом друзья будут восхищенно жать тебе руки и
говорить: "Молодец, что не сдал. Никто из нас ни на минуту не сомневался в
тебе.".

Это будет потом, а сейчас они думают, где достать цианистый калий.

Со мной в тюрьме одно время сидела милейшая компашка, промышлявшая разбоем и
воровством. Работали чисто, следов не оставляли. Всё шло хорошо, пока кому-то из
них не привиделась утечка информации. Не мудрствуя лукаво, они начали тупо
валить друг друга, да так, что похоронный оркестр играл одну и ту же мелодию
сутками, без перерыва. Никто не подумал над тем, что надо бы хоть как-то
подстраховаться от вечно сующей нос не в свои дела милиции. В результате,
оставшиеся в живых благополучно заехали на тюрьму, где и помирились, словно
этого нельзя было сделать, разгуливая на свободе.

Глядя на них, я в который раз сделал для себя вывод: людям для мирной жизни и
тесной дружбы чаще всего не хватает общего врага. Если таковой имеется - всё
джаз, если нет - мысли нехорошие появляются и начинается активное выискивание
недостатков друг в друге.

Вообще-то всех подельничков, вне зависимости от конкретного уголовного дела,
можно без труда условно разделить на две группы. Первая при слове "арест" со
скоростью света перемещается на другой конец планеты, несмотря на то, что как
раз они-то и должны тушить возникший пожар. Вторая группа наоборот, вместо того,
чтобы уехать подальше, выстраивается хоровой капеллой под зданием УВД, где
проходит допрос, и орет что есть силы сквозь открытую форточку: "Вася, молчи!".
(Непонятно, правда, чего орать. Если человек понимает - он и так будет держать
язык за зубами, а если нет - ори - не ори - всё равно всех сдаст). Если их что-
то и спасает от неминуемого ареста, так это замедленная мыслительная реакция
мусоров.

Когда подельнички чересчур расшумятся, дознаватель раздраженно захлопнет окно и,
недобро сверля глазами твой лоб, грозно спросит:

- Так кто ещё с вами орудовал в банде?..

Ты продолжаешь упорствовать, требуя встречи со следователем в присутствии
адвоката. Кстати, по закону ты имеешь полное право не разговаривать с
оперативниками, а тупо послать всю эту безмозглую свору на три весьма популярные
буквы. И будешь абсолютно прав. В такой ситуации это единственное разумное
решение. Запомни - ничего и ни при каких обстоятельствах не рассказывай мусорам.
Даже какого цвета у тебя носки и рубашка. Потому что если не получается вырвать
признание прямо, его стараются выудить при помощи косвенных вопросов. Все
разговоры на отвлеченные темы (например, о пользе сыроедения и в какую церковь
лучше всего ходить по воскресеньям) нужны исключительно для того, чтобы
разговорить "объект" (то есть - тебя) и плавно подвести к интересующей
гуманоидов теме.

Внезапно открывается дверь, и на пороге появляется следователь по особо важным
делам, который, конечно же, впервые слышит о том, что в милиции бьют, не кормят
и сутками не выводят в туалет. Он округляет глаза, пытаясь изобразить удивление,
и восклицает:

- Да Вы что? У нас? Такое? Обязательно разберемся!

От такой наглости нижняя челюсть арестанта зависает в воздухе как минимум минут
на пятнадцать. Придя в себя, "объект" по-прежнему настаивает на адвокате
(причем, на своем, а не на том, которого мусора пытаются навязать). Следователь
хитро щурит глазки, вытаскивая пухлые тома из дипломата, и аккуратно разложив на
столе бумажки, говорит:

- А мы Вас допросим как свидетеля. Согласно существующему законодательству
свидетеля я могу допрашивать и без присутствия адвоката, а за отказ давать
показания мы можем и к уголовной ответственности привлечь. Хе-хе...

Ты чувствуешь, как над головой снова начинают сгущаться тучи. Не дрейфь. Пусть
допрашивают. Не забывай, что без адвоката тебя имеют право допросить в качестве
свидетеля только первый раз, все последующие допросы должны проходить только в
присутствии адвоката.

Назови им в течение трех-четырех часов установочные данные - как тебя зовут, где
прописан, когда родился, собственно говоря, всё то, что они и так уже знают.
Можешь что-то добавить по поводу твоего социального статуса и семейного
положения (только не перестарайся!). Пусть запишут в протокол допроса выражение:
"Требую адвоката с момента моего задержания". Всё. Больше из твоего рта не
должно вылететь ни звука.

Говори о чем угодно, но только не о том, что может заинтересовать следствие,
потому как интерес органов, ведущих дознание, приводит к длительному тюремному
сроку и крупным финансовым убыткам. Имей в виду: если следователь доволен и
побежал в гастроном покупать тебе пиво - значит, ты сморозил что-то не то. Если
хмурится и психует - всё идет как надо. Чем дольше затянешь время - тем легче
будет свести на нет первый допрос, оборвав его потому, что ты "устал", "болит
голова", "хочешь спать" и "нуждаешься в медосмотре". Попросись в туалет и посиди
в кабинке часа полтора. Конечно, это не самое лучшее место для отдыха, но всё же
более приятное, чем в одной комнате с мусорами. Можешь пообещать, что, быть
может, что-нибудь скажешь завтра. Как говорят: "Пацан сказал - пацан сделал. Не
сделал - ещё раз сказал".

С одним из особо надоедливых следователей мы как-то угробили полдня, обсуждая,
как лучше записать в протокол допроса фразу: "Вину полностью отрицаю".

- Ну хоть чуточку ты её признаешь? - риторически спрашивал следователь,
подсовывая фотографию, где я сижу за одним столом с, по мнению следствия,
отпетыми рецидивистами, большую часть жизни проездившими по тюрьмам и лагерям,
а, по- моему, с законченными дегенератами, не читая подписавшими всё, что им
подсунули, испугавшись, как бы злые дяди милиционеры не начали зажимать их
нежные пальчики дверцей письменного стола.

- Как ты их можешь не знать, если вы сидите за одним столом? Что ты с ними, -
следователь брезгливо поморщился, - мог обсуждать?

Как объяснить этому идиоту, что я там оказался случайно?

- Кто Вам сказал, что я отрицаю факт знакомства?

- Вот-вот... - радостно заулыбались с той стороны стола, снимая колпачок с
ручки.

- Я ничего не отрицаю, но я ничего и не признаю. По закону я имею право молчать
и не обязан доказывать свою невиновность. Если будет необходимо - я готов всё
объяснить и рассказать в зале суда в присутствии средств массовой информации.

- Ну смотри!

Собеседник раздраженно прячет фотографию в нагрудный карман, где обычно носят
фото любимой женщины, и грозно машет указательным пальцем:

- Хуже будет!!!

Куда ещё хуже? Они засадили меня так глубоко, как только могли. Глубже уже,
кажется, не бывает. Я провожаю следователя взглядом, думая над тем, что любое
доказательство есть отрицание, а любое отрицание есть доказательство.

До сих пор не пойму, какая может быть польза следствию от ничего не значащей
фотографии двухлетней давности, найденной у одного из ранее судимых во время
обыска. М-да... Лишь бы что-то. Раз вам так понравилась эта фотография - так
повесьте её у себя над головой, а ещё лучше - опубликуйте на первых страницах
газет, покажите по телевизору. Порадуйте страну собственным идиотизмом.

В целом, если сравнивать следователей прокуратуры с ментами из следственного
управления МВД, то общение с прокурорскими более приятно - у них интеллекта
побольше. Однако ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что по
этой же причине они намного коварнее коллег из соседнего ведомства и постоянно
готовят какую-то новую пакость. Никогда не стоит надеяться на то, что разговор с
ними будет коротким. Скорее, наоборот - он затянется как минимум на неполные
сутки. Тебя наверняка попытаются взять измором, тупо спрашивая об одном и том же
по многу раз. Могут не дать поспать несколько суток, чтобы подследственный стал
плохо соображать и сдуру что-то таки да ляпнул. Что бы ни произошло - относись
ко всему, если сможешь, спокойно. Помни, что лишнего не говорит только тот, кто
вообще ничего не говорит.

Наблюдая за тем, как проходит допрос, нельзя не сказать несколько теплых слов о
сотрудниках уголовного розыска. Я бы их условно разделил на три подгруппы.

Первая - новички. Чувствуют себя крайне неуютно, постоянно крутят головой в
разные стороны, присматриваются. Они ещё до конца не определились, будут ли
работать в органах внутренних дел или поменяют работу. Большинство из них,
посмотрев на милицию изнутри, уходят и редко когда признаются, что (пусть даже
короткое время) работали в органах.

Вторая подгруппа - среднее звено. Натуральные шестерки, готовые в любой момент
стать раком, лишь бы выслужиться перед начальством. Говоря армейским языком, уже
не солдаты, но ещё не сержанты. Для них милиция - единственная возможность
продемонстрировать собственную значимость и хоть как-то утвердиться в окружающем
мире.

Третья подгруппа - так называемое начальство и их приспешники. Слегка
постаревшее среднее звено, временами озабоченое думами о том, чем бы таким
прибыльным заняться после увольнения. Так, один из них, оставшись со мной
наедине, вдруг ни с того ни с сего стал рассказывать, как ему тяжело живется, и
попросился ко мне на работу. Другой чуть не расплакался:

- Ну признайся! Чего тебе стоит? Если бы ты только слышал, как меня из-за тебя
на пятиминутках ругают! Я ночами не сплю - пью валерьянку. Ты парень молодой -
вся жизнь впереди. Посидишь лет пятнадцать и выйдешь. А?..

Я чуть не упал с табурета от такой просьбы.

Общий интеллектуальный и моральный уровень украинской милиции настолько низкий,
что говорить о нем нет ни малейшего смысла. Впрочем, чему удивляться, когда, к
примеру, уголовным розыском города Киева руководит всемирно известный взяточник,
которого в цивилизованной стране уже давным-давно засадили бы за решетку?
Уличные проститутки называют его "Валя", а гомосексуалисты - нежно и ласково -
"Валюша". Коллеги по работе и вышестоящее начальство о "шалостях" сослуживца
прекрасно осведомлены, однако такой коллега и подчиненный их вполне устраивает.
Очевидно, потому что чем больше человек запачкан - тем легче им управлять.

Во время допросов зам. Валюши, родом из-под Донецка, при посторонних орал на
меня громче всех. Однако события порой развиваются настолько непредсказуемо, что
просто диву даешься. Временами в тюрьме помощь приходит оттуда, откуда её
совершенно не ждешь. Оставшись со мной один на один, вышеназванный зам вдруг
наклонился и, передав привет от друзей по спорту, прошептал прямо в ухо:
"Держись и молчи. Против тебя ничего нет". Через минуту, когда в кабинет
ввалился Валюша в сопровождении дознавателей, он с утроенной силой буйствовал,
размахивая руками:

- У-у!.. Против тебя неопровержимые доказательства! Пойдешь под расстрел!

Погудел, погудел и убежал допрашивать кого-то ещё.

Я и так понимал, что против меня ничего нет и быть не может, но... Всё равно -
спасибо. Дышать стало легче.

Для того, чтобы лучше ориентироваться в происходящем во время допросов,
остановимся на некоторых, наиболее часто применяемых приемах, которые
используются для выбивания показаний.

Запугивание. Сюда входят как грубый шантаж, так и всевозможные угрозы
физического и психологического воздействия. Менты стремятся максимально,
насколько это возможно, дискредитировать "объект" в глазах родственников и
сослуживцев, чтобы ослабить помощь извне.

Прием достаточно эффективен против интеллигентных и слабовольных людей. Тот, кто
раскалывается, потом говорит: "Я умышленно во всем признался, чтобы спасти от
репрессий семью". Дешевая отговорка, чтобы хоть как-то оправдать собственную
трусость.

Пытка. Запугивание, как правило, подкрепляют физическим воздействием, дабы
подследственный понял, что с ним не шутят. Много ума для воплощения пыток в
жизнь не требуется, и мусора применяют их с нескрываемым удовольствием. Цель
заключается в том, чтобы сломить волю и заставить "объект" беспрекословно
выполнять все требования дознавателей.

Подавляющее большинство граждан планеты Земля панически боится боли. Стоит
только засунуть пальцы в дверной проем или проверить на прочность электротоком -
как тут же homo sapiens начинает болтать. Чем меньше человек боится боли как
таковой - тем тяжелее из него что-либо выбить.

Один из наиболее известных методов преодоления боли состоит в том, чтобы на
период пытки мысленно трансформировать себя в мазохиста, получающего наслаждение
от боли.

Различные медитативные упражнения также помогают отключиться от происходящего.
Мне приходилось сталкиваться с людьми, которые научились выходить из
собственного тела, словно из одежды, и уходили погулять куда-нибудь на природу,
пока над их телом свистели деревянные биты и резиновые дубинки.

Следует подчеркнуть, что когда дело доходит до настоящих неприятностей, у
"объекта" совершенно нет времени на раздумья о том, как легче перенести пытку.
Поэтому об этом лучше заранее позаботиться. У профессионалов, как правило,
заранее приготовлен для такого случая контрприем, а обычным людям здорово
помогают сильные чувства. Такие, как ненависть или любовь, способные
заблокировать ощущение боли.

Исходя из собственного опыта, замечу - труднее всего переносить пытки,
растянутые во времени. Я очень хорошо помню, как в ночь ареста меня привезли в
полуподвальное помещение и бросили на пол лежать неполные сутки, предварительно
стянув за спиной наручниками руки и ноги.

Первые сорок минут было невыносимо. Нестерпимая, горячая боль, пульсируя
раскаленным свинцом, разливалась по телу, заполняя каждую клетку, каждую каплю
крови... Мне всё время казалось, что не хватает воздуха, что ещё немного и я
задохнусь.

И вдруг, когда я приблизился к грани, и отчаянье мертвой хваткой сдавило мне
горло, боль схлынула, словно волна. Я вначале не понял, что произошло, - ведь
ничего не изменилось. Потом осознал - тело онемело настолько, что потеряло
чувствительность.

Я удивленно и легко посмотрел на себя как бы со стороны, паря над землей. Это
было удивительное ощущение невесомости и безграничной свободы. Мое сознание было
невероятно ясным и чистым. Я слышал ровные гулкие удары сердца. Оно стучало
настолько громко, что удары были слышны за сотни, за тысячи километров...

Спустя какое-то время в камеру вошли гуманоиды и стали избивать моё тело
дубинками и сапогами. Мне стало смешно, и совершенно непроизвольно я улыбнулся.

- Он ещё смеется над нами! - вспыхнул старший по званию. - Посмотрим, что ты
сейчас запоешь!

Украина, в натуре, - удивительная страна. В этом государстве слуги закона даже
пытать толком-то не научились, несмотря на то, что именно в этом и состоят их
прямые служебные обязанности. Впрочем, чему удивляться? Для пыток тоже нужны
мозги и хоть какое-то подобие интеллекта.

Мусора устали и, разочарованно хмыкнув что-то насчет моей силы воли, ушли на
перекур. Им и невдомек было, что воля здесь ни при чем. Я действительно ровным
счетом ничего не ощущал, как не ощущал бы любой другой человек на моем месте. С
таким же успехом они могли молотить по стенам или по полу - эффект от их усилий
был бы такой же.

Утром следующего дня, перед тем, как везти на допрос, мусора распеленали меня,
оставив только наручники на запястьях скрученных за спиной рук. Я снова вернулся
на землю. Забыть, как жизнь медленно возвращается в онемевшее за шестнадцать
часов неподвижности тело, с немыслимой болью отвоевывая каждую клетку, -
невозможно. Какое терпение? Какая воля? Я до сих пор до конца не понимаю, как
мне удалось все это вынести. Вот когда нужно было задавать вопросы: "Где был?" и
" Что делал?"! Хорошо, что в те минуты никого не было рядом. Когда пришло время
идти на допрос, я уже мог передвигаться и полностью взял себя в руки.

Стравливание. Нет ничего хуже, чем несогласованность действий среди подельников.
Одно из неписанных тюремных правил гласит: ни в коем случае никого не топи.
Несмотря на звериную злость к тем, кто вешает на тебя всех собак, кто лжет,
трусливо пряча глаза, кто, стремясь спасти свою шкуру, уничтожает тебя и твоих
близких. Сцепи крепче зубы. Придет время, и каждая падаль заплатит по счету.

Правило "не топить" не так сильно связано с нравственностью, как может
показаться на первый взгляд. Это прежде всего вопрос расчета. Слишком часто
приходится видеть, как подельники, выгораживая себя, перекладывают
ответственность на плечи бывших друзей. В конечном итоге все оказываются по
горло в дерьме. Потом те, у кого хватит ума, героически отказываются от данных
ранее показаний и ходят, высоко задрав хвост, мол: "Мы в отказе!". Сначала всех
сдать, а потом "в отказ" - типичная тюремная ситуация.

Дознаватели старательно стравливают подельников между собой, рассказывая
каждому, что "все уже во всем попризнавались, кроме тебя. Будешь молчать -
будешь крайним", пытаются втереться в доверие: "Тебя бывшие друзья топят, валят
всё на тебя, а мы видим, что ты человек хороший, здесь оказался случайно. Хотим
тебе помочь, так что ты зря нам не веришь. Расскажи нам о них, и мы отпустим
тебя". Звучит, по меньшей мере, наивно, но попадаются идиоты, которые этому
верят.

Достаточно часто следователи подстраивают ситуацию таким образом, чтобы арестант
добровольно всё рассказал, сремясь отомстить и нанести вред тем, кто его топит.
Затем всё сказанное передается тем, о ком идет речь и ситуация повторяется в
обратном порядке - обозленные подельники топят старого друга, также не понимая,
что тем самым они топят себя.

Блеф. Во время допроса следователь часто делает вид, что ему абсолютно всё
известно, и что-либо скрывать нет ни малейшего смысла:

- Для твоего же блага советую чистосердечно во всем признаться и оформить, пока
не поздно, явку с повинной.

К чему приводит чистосердечное признание, мы уже говорили в начале главы.
Запомни - ничего они не знают, а только догадываются, что само по себе не
является доказательством по делу. Лакеи Фемиды любят подтасовывать факты, мешать
ложь с правдой, а собственные догадки выдавать за проверенные и закрепленные
факты.

Чтобы "объект" побыстрей раскололся, мусора стараются ошарашить его всем тем,
что у них против него есть, а есть у них, обычно, не так уж и много. К тому же
они всё время спешат. Их давят сроки и вполне обоснованные опасения, что более
проворные соратники по оружию за определенную мзду продадут "объекту" или его
друзьям имеющийся у следствия компромат.

Крайне редко попадаются дознаватели с зачатками интеллекта, выкладывающие факты,
как карты, по мере их нарастания. Такая манера ведения допроса достаточно
действенна, но для её реализации необходимо, чтобы "объект" был контактен и
активно участвовал в следственных действиях. Если же арестант тупо молчит,
равнодушно уставившись в стену, то любые приемы теряют смысл.

Никогда не следует забывать простейшую, как забор, истину: человека сдают не
подельники и враги, а он сам. Помни: за твоими реакциями внимательно наблюдают.
Стоит на мгновение расслабиться и хоть как-то проявить себя, как тут же
начинается прессинг. Чем хуже "объект" скрывает мысли - тем жестче его будут
щемить.

"Родина для тебя столько хорошего сделала - дала образование, воспитала, лечила,
а ты упорствуешь в разговоре с её представителями и не хочешь следствию
помогать! Ай-я-яй!" Говорят, подобные разговоры, построенные на обращении к
порядочности и гражданскому долгу, действуют на умы определенной категории
заключенных, хотя мне трудно представить себе того идиота, который поведется на
столь примитивный прием.

"Давай договоримся". Мол, мы тебя выпустим, если ты сдашь "дядю Васю". Имей в
виду: "дяде Васе" предлагают то же самое. Надеяться таким образом купить свободу
- глупо и бесперспективно.

Допрос с применением наркотических препаратов.

Прими мои соболезнования, если твой подельничек балуется наркотой. Не знаю, быть
может, наркоманы действотельно "такие же граждане общества, как и мы с вами,
только больные и нуждающиеся в лечении", как любят писать сердобольные и не
шибко умные журналисты, однако наркоши приносят в жизнь столько вреда, что их не
то что людьми - назвать животными язык не поворачивается.

Во время ломки наркоманы в обмен на дозу рассказывают абсолютно всё, что знают и
не знают, охотно идут на сотрудничество со всеми, кому не лень и, не мудрствуя
лукаво, берут на себя любые преступления, какие попросят (даже когда слепому
видно, что они не имеют к ним ни малейшего отношения). Наличие наркомана среди
задержанных - приятный сюрприз для опер. работников, так как из них получаются
чудесные лжесвидетели и добросовестные доносчики. Менты с радостным визгом
бегают по кабинетам в поисках нужной жидкости или порошка, а те, кто находятся
по другую сторону баррикад, угрюмо выслушивают рассказы уколотого подельничка,
засыпая и просыпаясь с устойчивой головной болью.